Главы из книги "Будем жить!"
Евгений ОНОПРИЕНКО, кинодраматург, заслуженный деятель искусств Украины
"БУДЕМ ЖИТЬ!"

Поразительна скромность этого человека. Именно это слово - поразительна. Я бы даже сказал, что чуть ли не болезненно поразительна.
Быков - и в период своей актерской деятельности, и особенно в последние годы, когда стал режиссером, - был популярен чрезвычайно. Это была не блестящая сенсационная слава кинозвезды; нет, это была непоказная, какая-то глубинная любовь народа к своему народному артисту. Много раз я был свидетелем этой любви. И всегда видел, как избегал популярности Быков, как не любил шума, суеты, аплодисментов. Нелегко было заполучить у Леонида Федоровича хотя бы интервью: о статье уже и не заикались. Быков четко и ясно заявлял, что он не вправе писать статьи, ибо считает, что это для него - рано.
Я помню, как в Баку, на Всесоюзном кинофестивале, где фильм "В бой идут одни "старики" получил первый приз, шла настоящая охота, осада Быкова тележурналистами. Они чуть не плакали: начальство требовало. У них интервью с режиссером, требовало снять его рассказ о кино, о фильме, а Быков категорически отказывался от встречи.
В отчаянии они бросались ко мне, и я пытался уговорить Быкова, пуская в ход в общем-то прием запрещенный: что. мол, это ребята-трудяги, что им ни за что ни про что грозят серьезные неприятности из-за его отказа - - я знал его обостренное чувство справедливости. Но он легко обнаружил мою хитрость и остался неумолим. Пожалуй, впервые за историю таких фестивалей так и не состоялось интервью с лауреатом.
И теперь, вспоминая те дни, я вдруг обнаруживаю совпадение. Точно так же вел себя в Баку и Василий Шукшин, которого едва разыскали и доставили в город в последний день для вручения приза.
Быков не был знаком с Шукшиным. Я все хотел познакомить их и просил об этом Лиду Федосееву-Шукшину. Но Леня в последний момент заробел, застеснялся. Да, так было, не выдумываю ни крохи.
Еще помню торжественный зал, красные коробочки с орденами. Он все норовил спрятаться подальше, за спины. А когда вышел из здания Верховного Совета и по традиции все встали для групповой фотографии, опять его едва нашли, заставили надеть новенький орден Октябрьской Революции. Но он исчез сразу после съемки, на банкете его не было. Позже случайно я узнал, что у него есть и другой орден - "Знак Почета".
Несколько вещей были святы для этого человека. И одна из них - Отечественная война и ее люди. Он сам не успел повоевать и относился к воевавшим людям благоговейно. Но и эту любовь он проявлял на свой лад- молча и незаметно. Как-то на встрече или премьере ему вручили огромную, великолепную корзину с цветами. И против своего обыкновения, он ее взял. А назавтра рано, очень рано утром вместе с дочерью отвез эти цветы на Могилу неизвестного солдата.
Да, он не успел воевать, но он наверняка был бы честным и храбрым солдатом. Когда мы показывали картину "В бой идут одни "старики" в Военно-воздушной академии им. Гагарина, седой генерал с золотыми звездами на кителе (глаза были подозрительно красные после просмотра) сказал так: "Я бы тут же зачислил Быкова-Титаренко в свою часть и дал бы ему эскадрилью".
Он, Быков, любил мастеров. Мастеров своего дела - летчиков, артистов, слесарей, моряков. Любил людей настоящих, хорошо, честно и преданно делающих свою работу. И очень дорожил похвалой таких людей. Скупое, но тем не менее красноречивое одобрение фильма такими асами, как Покрышкин, было ему необычайно приятно в отличие от похвал - заслуженных и от чистого сердца!
Любимым его определением для обозначения человека было: "глубокий парень". В этом заключалась всеобъемлющая характеристика человека - и я не знаю случая, когда он ошибся. Глубоким был Шукшин. Глубоким был артист Бурков, с которым Быков познакомился у Бондарчука на пробах в "Они сражались за Родину". Кстати, Бурков и играл роль, на которую пробовался, и отказался от нее из-за собственной картины Быков. Надо сказать, что жизнь не баловала Леонида Быкова. И "неглубоких" на его пути было, ох, как немало.
Знал он и несытость, и бесквартирье, и безденежье знал все беды простого краматорского люда. Но он многократно усложнял себе жизнь такими максималистскими требованиями к себе - во всем буквально! - что выдержать такое мог, вероятно, он один.
Очень он любил - какой-то тайно гордой любовью - нашу с ним общую родину - Донбасс, превосходно знал шахтеров, металлургов, показывал такие типажи и обряды, так говорил о своем Краматорске, что мы за головы хватались: Леня, это же кинокартина, да какая! Делай ее! Но он не спешил, все искал, все ждал, копил в душе.
Его отличала интеллигентность - в высшем понимании этого слова, единственно правильном. Это было не наносное, внешнее, заметное всем одеяние интеллигентности, а то внутреннее, органичное, что издревле было присуще людям деликатным, обладающим развитым чувством такта. Это была интеллигентность не как форма поведения, а как способ существования.
У него были любимые писатели, в частности Шукшин. И когда появилось шукшинское "До третьих петухов", как долго, под каким сильным впечатлением ходил Быков! Так и эдак подумывал он о реализации этой непростой сказки в кино. Не успел.
Любил книги Распутина, Дубова, Астафьева, Айтматова, своего однофамильца Василя Быкова, белорусского писателя.
Надо сказать, что и писатели платили ему ответной любовью и уважением. Знаю теплое чувство Дубова. Доподлинно знаю, что Шукшин, написавший сценарий и никому не доверявший его, готов был отдать его Быкову. Не успел.
Не переносил халтуры, халтурного отношения к делу, особенно к искусству, считая его святым делом. Человек, которого он замечал в небрежном или упаси бог в деляческом отношении к работе, просто переставал для него существовать. 1И Не могу не вспомнить о таком. Нигде, никогда, ни единого раза не использовал Быков своей огромной популярности. Как-то мы были приглашены на встречу работниками книжной торговли. Открывалась возможность приобрести дефицитные издания, о чем нам и была сказано, чтобы уговорить приехать Быкова. Так вот если б не эти обещания, он бы, возможно и поехал. А так - отказался наотрез. И затем где-то, у кого-то выпрашивал на день-два почитать новинки своих любимых писателей.
Очень его привлекала профессия лесника. И вот почему была такая тяга поставить "Не стреляйте в белых лебедей".
Все, к чему, он прикасался в искусстве, сразу обретало некое иное измерение.
Как-то мне сказали, что Быков, живший тогда в Ленинграде, согласен сыграть в фильме "Разведчики" по моему сценарию одну из ролей. Я удивился - роль была малюсенькая, и обрадовался, конечно. Но Быков согласился при условии, что сначала переговорит со мной. И в результате этого разговора роль старшины Макаренко стала едва ли не главной в картине, а что наиболее сочной и интересной - так это уж точно! Он так увидел роль и так мне, автору сценария, показал ее, что я не мог не дописать ее, не переделать. К сожалению, по ряду причин картина не стала явлением, однако в том, что она получила первую категорию и ее посмотрели пятьдесят миллионов зрителей, бесспорно, огромная заслуга Быкова.
Быкова неоднократно приглашали преподавать на кинофакультете. Но он считал, что еще не имеет морального права делать это - такова была его требовательность к себе.
Как он мучился, ища тему, сценарий, сколько порассказал долгими вечерами, когда шли по нашему привычному маршруту - вокруг Русановки. Смело утверждаю - то, что Быков отбрасывал, четыре пятых наших режиссеров могли бы считать за счастье получить в руки. А ему было мало. Ибо обладал поразительным, абсолютным чувством жизненной правды. И поразительным, абсолютным вкусом. Видимо, это н есть талант.
Не надо думать, что Быков был ходячая добродетель, свод праведных истин и правил. Он был живой, увлекающийся и азартный человек. С ним бывало и нелегко. Особенно близким людям. Но он не был мстительным - никогда! Он был выше мести. И в этом было и величие и подлинная, врожденная, истинная интеллигентность настоящего человека.

Вернуться к содержанию >>